В последнее время в информационном поле все чаше мы слышим об отношениях Ирана и России: в Иране больше, в России меньше. После визита президента ИРИ в Россию и состоявшемся в Кремле двустороннем саммите глав двух государств эта тема в Иране практически не сходит с полос. Мнения, безусловно, не однозначны: есть сторонники достигнутых соглашений, есть и противники. Если судить по информации в СМИ, то может показаться, что в России не уделили должного внимания этому историческому визиту, хотя в экспертных кругах сигнал был принят в должной мере. Чтобы прояснить обстановку, в которой происходил визит президента ИРИ в РФ и развеять некоторые сомнения и слухи редакция «Васти Пресс» обратилась за мнением к ведущему российскому социологу и политологу, генеральному директору Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) Федорову Валерию Валерьевичу.

- Вы занимаетесь очень широким спектром исследований, в том числе социальных и экономических вопросов.  Валерий Валерьевич, хотелось бы поинтересоваться, насколько сегодня общественному мнению интересны взаимоотношения между странами, в частности отношения Ирана и России? Интересна в частности статистическая составляющая российско-иранских отношений.

- В настоящее время внешняя политика не очень интересна людям в России, интерес к ней остался в прошлом. Это касается и отношений с Украиной, и с США, и с КНР. В общем, сегодня для россиян важнее то, что происходит внутри страны; вкус к геополитике к международным отношениям во многом ушел. Поэтому события на Среднем Востоке, в том числе вокруг Ирана, находятся не в фокусе россиян. В чем причина? Главная причина в том, что много социально-экономических проблем, эпидемиологические проблемы. У людей такое мнение, что главный      фронт проходит у нас внутри. Это социально-экономический фронт и на нем нужно концентрировать усилия. Эти проблемы надо решать, а внешнеполитические, геополитические проблемы сегодня менее приоритетны. То есть ими нужно заниматься по минимуму, только в той мере, в которой будет совсем необходимо.

- Когда Вы упоминаете фронт, Вы имеете в виду сферу внимания или здесь есть все-таки какое-то напряжение?

- Напряжение, конечно, есть. Напряжение связано с несколькими факторами. Во-первых, это, конечно, - продолжающаяся пандемия, которая не дает нормализовать ситуацию, не дает вздохнуть свободно, не дает людям почувствовать себя уверенно, прогнозировать и планировать свое будущее и это очень сильно беспокоит. Люди устали, изнурены, психологически сложно, горизонт планирования сократился. Коронавирус продолжает доставлять нам огромное количество неудобств. Страх перед заболеванием снизился, он превратился в рутинный, но последствия пандемии, невозможность вернуться к нормальной жизни, все больше и больше беспокоит людей.

Второе напряжение связано с инфляцией. Рост цен у нас по официальным данным превысил 8% в прошлом году. Но при этом, собственно, потребительская инфляция (то, что люди покупают) по некоторым оценкам свыше 20%. Доходы растут, но гораздо более скромным темпом. То есть мы попали в ножницы – доходы растут медленнее, чем расходы, и это, конечно, превратилось в предмет очень большого беспокойства и напряжения.

Третье – у нас был зафиксирован экономический рост в 2021 году на уровне примерно 4,5%. Это много. Социологи знают, что рост на уровне 4% люди уже способны распознать. Если рост, например, 2-3% ВВП в год, то люди этого даже не видят, не замечают. Бизнесмены могут заметить, статистики тоже, государственные деятели – тем более, они любой рост замечают, а люди нет. Но когда рост достигает 4 %, это уже различимо. Рост, конечно, позитивно сказывается на ощущении людей обычно. У нас этого не произошло: все очень неустойчиво, люди не верят в этот рост и не видят позитивных последствий от него для себя. На самом деле эти последствия есть. По другим индикаторам мы видим, что у нас практически  исчезла безработица. Еще год назад, летом 2020 года, это людей очень беспокоило. Сегодня безработица почти никого не беспокоит. У нас наоборот дефицит рабочих рук. Все люди очень активно ищут другую работу, более выгодную, с более высокой зарплатой. Уже не боятся остаться без работы вообще. Это явный признак экономического роста. У нас практически нулевая безработица. Но пока люди не считывают это как признак экономического роста. По-прежнему они считают, что у нас кризис продолжается и все с экономикой не здорово.  

Ну и последнее напряжение – это наши перегруженная система здравоохранения и система образования. Критики по этому повод есть. Это ключевые социальные системы, от них зависят наша жизнь, наше здоровье, наш человеческий капитал, будущее наших детей – счастливое или не очень. Состояние в них внушает опасения. Когда я говорю о фронте – я говорю об этом наборе проблем, об этом напряжении. Как мы видим, все они внутренние, все они социальные и экономические, а не политические или геополитические.

- Можно ли тогда сделать вывод, что политика и геополитика, о чем я Вас спросил, она сегодня не находит интереса в массах, среди населения, но в профессиональных кругах все же этот интерес есть?

- Конечно, в профессиональных кругах, безусловно, есть интерес, но в широких кругах нет.

- Какое место среди профессиональных кругов может занимать сегодня российско-иранская проблематика, отношения между двумя государствами?

- Ну, видите, у нас ведь сейчас острый конфликт с Западом. Он по поводу того, что происходит в Европе, то есть – стратегическая стабильность, размещение ракет, размещение военных баз, расширение НАТО, переброска сил и средств из стран-членов НАТО в новые, ближе к нашим границам, судьба Украины, конфликт вокруг нее. Вот это сегодня скажем так у нас в фокусе элит, экспертного сообщества и СМИ. На этом фоне происходящее вокруг Ирана, конечно, не кажется особенно важным и интересным. Сейчас у нас свои заботы, поэтому резонанс от двусторонних отношений даже от визита президента Ирана в Москву он не очень большой.

- Это может даже и к лучшему в том плане, что если стороны настроены на развитие отношений, они могут делать это без лишнего внимания.

- В тишине …

- Что представляют собой сегодня российско-иранские отношения, есть ли статистика и о чем здесь можно говорить?

- Я работаю в службе изучения общественного мнения, поэтому повторяю, что российско-иранские отношения в фокусе не находятся и на ментальной карте большинства россиян Ирана нет. Что там есть? Там есть Китай, там есть Белоруссия, там есть Казахстан, конечно, Индия, есть европейские страны, конечно, есть США, Турция. Ну это наверное все.

- В чем причина этого? Почему эти страны есть, а Ирана нет?

- Хороший вопрос. Первое, конечно, это объем наших взаимодействий во всех областях: торговой, политической, культурной, миграционной. Со всеми перечисленными странами, за исключением может быть только Индии, он весьма и весьма большой. С Индией, я думаю, это – воспоминание о тесных связях советских времен плюс большой культурный капитал этой страны: Болливуд, Толливуд и все возможные кинематографические связи, ну и, конечно, индийская культура. Собственно говоря, она уже стала глобальной и не только музыкальная, но и религиозная и физическая культура: вспомним про йогу. Вот это все работает. Если говорить о Белоруссии и Казахстане, ну, конечно, это наши бывшие республики СССР: тесные связи, и еще в этом списке была Украина, но выпала по известным причинам. Но Белоруссия и Казахстан – это наши ближайшие союзники по евразийскому Союзу и по ОДКБ. Поэтому они здесь есть. Кстати в обеих странах кризисы были. В их разрешении Россия сыграла большую роль. Для россиян, конечно, это важно. Ну Китай понятно – возвышающийся гигант, по сути, кандидат на роль второй сверхдержавы, которую мы когда-то играли; Европа – вся Россия последние 300 лет, как мы понимаем, смотрит на Европу – решает вопрос являемся ли мы европейской страной, или азиатской или какой-то отдельной. Так что Европа постоянно присутствует в культурном плане, в плане обменов. Ну, США понятно – гегемон современного мира. Без них "никуда". Турция – возвышающаяся держава на Ближнем Востоке. У нас много с ней пересечений. Иногда удается найти общий язык, а иногда нет – такого рода амбивалентные отношения: конфликты в Ливии, Сирии, по ряду других вопросов, плюс высокая активность Эрдогана тоже важный фактор. Президент Турции буквально в каждой бочке затычка. Поэтому он в информационном фоне присутствует. Иран в этот список не попал, потому что в последнее время, к счастью, наверное, острых международных кризисов с участием Ирана не было. Последний раз, насколько я помню, был связан с убийством генерала Солеймани. Это был, наверное, последний раз, когда очень так ярко Иран высветился и затем был еще инцидент со сбитым украинским самолетом. Вот это – два таких ярких информационных импульса, которые привлекли внимание к Ирану. Если говорить о шестисторонних переговорах, которые идут в Вене, то они не привлекают особого внимания людей. Если говорить об участии Ирана в конфликтах – ну так называемых прокси войнах – мы понимаем это Ливан, Йемен, другие регионы, то россияне об этом особенно не знают, да и сами эти конфликты не очень интересны уже, даже Сирия. Потому что пик внимания к Сирии остался в прошлом. Война, по большому счету, закончилась, и эта страна ушла из российского объектива.

Ну а сам объем межгосударственных связей: экономических, торговых, туристических, как мы понимаем, в последние годы не очень большой, но и опять-таки пандемия ставит свои запреты, свои ограничения. Думаю в этом причина того, почему Ирана мало на ментальной карте россиян сегодня.

- Играет ли сегодня российское общественное мнение роль в формировании внешней политики?

- Определенную роль, конечно, играет. Потому что если, скажем, граждане питают острую симпатию к тому или иному народу, к стране и эта страна оказывается в опасной ситуации, то игнорировать эту реальность нельзя. То есть Москва (Кремль) вынуждена что-то делать, какие-то предпринимать усилия. Яркий пример – Сербия. Небольшая страна, далеко от российских границ, но тесные исторические, культурные связи и если что-то с ней не так происходит, если там проблема Косово и пр., то, конечно, Москва вынуждена активно в эту ситуацию вмешиваться.

Альтернативный пример – Армения. Еще одна очень тесно связанная страна с Россией. Когда год назад началась война и Россия не оказала прямой военной поддержки, это вызвало критику, недоумение, непонимание. Президент принял решение о миротворческой операции. Это было очень высоко оценено, и очень высоко поддержано россиянами. Это такой оптимальный ход – мы не вмешиваемся в войну, но при этом прекращаем войну и гарантируем мир на этой многострадальной территории. Конечно, симпатии к Армении в России гораздо больше, чем к Азербайджану. В этом плане, можно сказать, что общественное мнение сыграло свою роль.

- Можно ли сказать, что в этих странах, которые Вы привели в качестве примера, сыграли роль этнический фактор, в частности единство славянского мира, и религиозный фактор – православного мира?

- Мне лично кажется, что доминирует другой фактор не этнический и не религиозный, а фактор тесноты связей. Они, связи, разные. Что касается Армении, конечно, это огромная диаспора. По некоторым оценкам в России больше живет армян, чем в Армении. Это – наш союзник на Кавказе. Азербайджан не является нашим союзником, хотя у нас хорошие отношения. Грузия – даже смешно говорить. А Армения – союзник, входит в ОДКБ. Связи тесные. Собственно говоря, мы знаем, что армяне живут в России уже многие столетия и много браков межродственных. Хотя, кстати, религия у нас различная. Это известно. Они если я не ошибаюсь монофизиты.

Если говорить о Сербии, то, конечно, это связи, которым больше 200 лет – опять-таки исторические, культурные, и напомню – из-за чего Россия вступила в первую мировую войну и, собственного говоря, заплатила за это своим единством: распалась российская империя, в защиту Сербии. Такое, конечно, не забывается. Так что тут не только языковое и этническое единство, это еще и тесные связи и, конечно, очень хорошие отношения. То есть русские и сербы очень хорошо относятся друг к другу и во всех сложных ситуациях пытаются друг другу помогать. Тот же конфликт в Донбассе показал, что среди добровольцев, ополченцев Донбасса были сербы, а среди ВС Украины (там тоже были добровольческие батальоны) там сербов не было, там были хорваты. Так что такого рода исторические связи они, конечно, продолжают играть роль.

- Если позволите, вернемся к российско-иранской тематике. Как Вы считаете, что можно сделать и какие меры необходимо принять, чтобы повысить значимость Ирана в информационном поле, информационном пространстве России?

- Я помню, иранское посольство до пандемии активно продвигало иранскую культуру в России и это интересно. Все-таки связано с Ираном очень давно, иранская культура чрезвычайно богата во всех отношениях – это и музыка, и изобразительное искусство, и поэзия, безусловно; я уже не говорю о материальном творчестве: ковры и т.д. Так что, на самом деле, возможности хорошие. Иран скажу так – это знакомая экзотика: и знакомая и экзотика. То есть то, что привлекает внимание, но не отталкивает. Это очень важно. Поэтому культурная арена она очень важна. Это надо продолжать. Понятно, что сейчас ограничения из-за коронавируса, но, дай Бог, они закончатся, значит надо возобновить.

Второй момент – туризм. До 2020 года российский туризм в Иран рос. То есть мы открывали для себя эту интереснейшую страну. Конечно, нужно возобновлять, то есть люди должны общаться с людьми, люди должны знакомиться, люди должны посещать интересные места, памятники религии, культуры, курорты, просто большие города, рынки, отсматривать исторические здания, интересные природные ландшафты. Иран в этом плане обладает огромными возможностями. Большая страна, очень разная и очень самобытная. Туризм, конечно, это важнейший фактор укрепления этих связей.

Ну и экономика. Понятно, что санкции ограничивают, понятно, что и у Ирана и у России в каком-то смысле мы конкуренты на нефтяном рынке, в каком-то союзнике, а в каком-то конкуренты. Это нормально. Мы с Казахстаном тоже конкуренты, но при этом союзники. Нефтяная зависимость, нефтяной профиль, он, конечно, ограничивает возможности экономических обменов, но эти возможности есть их надо искать и находить.

Будем надеяться, что переговорный процесс в Вене завершится успешно. Многие санкции будут сняты и наша торговля, обмен инвестициями перейдет из разряда планов в категорию действий. Все это, конечно, может сильно помочь.

Ну и последний момент – коммуникации, я имею в виду транспорт вокруг Каспия, железные дороги, водные коммуникации, авиационные. Безусловно, нужно развивать, здесь есть большой потенциал, многое запланировано. Надо быстрее двигаться вперед.

- Наши страны сегодня сталкиваются с одинаковыми проблемами: пандемия, санкции со стороны США, давление со стороны Запада, некоторые экономические вопросы между Россией и Ираном. Как на Ваш взгляд могла бы выглядеть перспектива сотрудничества в области изучения общественного мнения между двумя странами, сотрудничество в области социологии? Насколько это важно и необходимо?

- Это интересное направление. Что тут можно делать? Можно делать сравнительные опросы.  Одни и те же вопросы задавать иранцам и россиянам и публиковать эти результаты, привлекать к ним внимание экспертов, средств массовой информации, тем самым, поддерживая повестку взаимодействия и взаимных отношений в фокусе внимания. Да, здесь есть определенные возможности для сотрудничества.

- Эксперты Ирана и России говорят об одних и тех же проблемах и вопросах в политике, геополитике. Совместные опросы, о которых Вы упомянули, могут быть очень интересными. Развитие такого сотрудничества зависит от таких центров, как Ваш и ваших иранских коллег. Возможно ли это и есть ли интерес с Вашей стороны?

- Мы довольно активно занимаемся международным сотрудничеством. Например, с Узбекистаном мы много работаем в этой сфере, с Казахстаном, и вообще на пространстве бывшего советского союза. У нас даже есть целое исследовательское объединение - Исследовательское агентство «Евразийский монитор». Туда включилась даже Монголия. Нам интересно проводить какие-то межстрановые опросы, интересно это публиковать. Нужен, конечно, нам какой-то партнер и, конечно, должен быть какой-то спонсор. Потому что опросы дело не дешевое. Многие страны понимают значение опросов и заказывают нам или нашим коллегам такого рода опросы и финансируют потом публикацию результатов. Например, у нас хороший опыт есть с Южной Кореей. Корейцы очень внимательно относятся к тому, что о них думают русские. Мы регулярно каждый год проводим опросы. Они публичные, то есть результаты представляются. Сейчас мы уже выпускаем книгу по итогам нескольких волн опросов. Так что надо найти субъекта, компанию, организацию или учреждение, которое будет в этом заинтересовано и готово будет поддержать это финансово. В этом случае, конечно, с большим удовольствием включимся в этот процесс.

- Валерий Валерьевич, спасибо большое, что уделили нам время!